Психотерапевтические притчи и метафоры

[Кризисный психолог]

Притча о бабочке

Притча о том, как мудра природа. Она учит нас, как нужно относиться к жизненным трудностям.Один маленький мальчик гулял в парке и увидел незабываемое явление - рождение бабочки. Она прилагала огромные усилия, чтобы выбраться из своего кокона на свет. Прошло уже много времени, но ей всё никак не удавалось освободиться от своего когда-то уютного, а теперь маленького и тесного дома. Казалось, что она бьётся из последних сил. Но у неё так и не получалось расправить свои красивые нежные крылышки.
И тогда мальчик решил помочь бабочке. Он хотел разорвать кокон и выпустить бабочку на волю.
В это время к мальчику подошёл отец. Он увидел, что собирается сделать его сын и остановил его.
- Если ты поможешь бабочке, то очень повредишь ей. Природа мудра. Она каждому из нас даёт только те задания и трудности, с которыми мы в состоянии справиться. Когда бабочка рождается, то тренирует свои крылья. Эти усилия очень важны для неё. Если ты поможешь ей, то она останется слабой, её крылья не окрепнут как следует. И встретившись на своём пути с первым дуновением ветерка, она не сможет справиться и погибнет.
Мальчик всё понял. Ведь точно так живут люди. Каждое препятствие, встретившееся на нашем пути, делает нас сильнее и даёт возможность дальнейшего роста и совершенствования.

[Другиня]

Александр Смирнов

«ИНТРОСПЕКЦИЯ»

Мы все изнываем под бременем
нелепых житейских страстей,
страшась превратиться со временем
в гниющие груды костей.
А разума море бездонное
и пламенных чувств океан –
всего лишь частицы ионные
тонюсеньких биомембран.
Но под «власяницей» телесною
вся сжалась и ждет, не дыша,
прибытия в Царство Небесное
озябшая наша душа.

[Другиня]

Новелла Матвеева

Я леплю из пластилина.
Пластилин нежней, чем глина.
Я леплю из пластилина
Кукол, клоунов, собак
Если кукла выйдет плохо,
Назову ее "Дуреха".
Если клоун выйдет плохо,
Назову его "Дурак".

Подошли ко мне два брата,
Подошли и говорят:
"Разве кукла виновата?
Разве клоун виноват?
Ты их лепишь грубовато,
Ты их любишь маловато,
Ты сама и виновата,
А никто не виноват."

Я леплю из пластилина,
А сама вздыхаю тяжко.
Я леплю из пластилина,
Приговаривая так:
"Если кукла выйдет плохо,
Назову ее "Бедняжка!",
Если клоун выйдет плохо,
Назову его "Бедняк!"

[Другиня]

Алексей Пантелеев

Две лягушки

Жили-были две лягушки. Были они подруги и жили в одной канаве. Только одна из них была храбрая, сильная, веселая, а другая –ни то ни се: трусиха была, лентяйка, соня.
Но все-таки они жили вместе, эти лягушки.
И вот однажды ночью вышли они погулять.
Идут себе по лесной дороге и вдруг видят: стоит дом. А около дома погреб. И пахнет из него очень вкусно: плесенью пахнет, сыростью, мхом, грибами. А это как раз то самое, что лягушки любят.
Вот забрались они поскорей в погреб, стали там играть и прыгать. Прыгали, прыгали и нечаянно свалились в горшок со сметаной.
И стали тонуть.
А тонуть им, конечно, не хочется.
Тогда они стали барахтаться, стали плавать. Но у этого глиняного горшка были очень высокие скользкие стенки. И лягушкам оттуда никак не выбраться.
Та лягушка, что была лентяйкой, поплавала немного, побарахталась и думает: «Все равно мне отсюда не выбраться. Зачем же я буду напрасно барахтаться? Только мучиться зря. Уж лучше я сразу утону».
Подумала она так, перестала барахтаться – и утонула.
А вторая лягушка – была не такая. Та думает: «Нет, братцы, утонуть я всегда успею. Это от меня не уйдет. А лучше я еще побарахтаюсь, еще поплаваю. Кто его знает, может быть, у меня что-нибудь и выйдет».
Но только – нет, ничего не выходит. Как ни плавай – далеко не уплывешь. Горшок маленький, стенки скользкие – не вылезти лягушке из сметаны.
Но все-таки она не сдается, не унывает. «Ничего,– думает, – пока силы есть, буду барахтаться. Я ведь еще живая, значит, надо жить. А там – что будет!»
И вот из последних сил борется наша храбрая лягушка со своей лягушачьей смертью. Уж вот она и память стала терять. Уж вот захлебнулась. Уж вот ее ко дну тянет. А она и тут не сдается. Знай себе, лапками работает. Дрыгает лапками и думает: «Нет! Не сдамся! Шалишь, лягушачья смерть...»
И вдруг – что такое? Вдруг чувствует наша лягушка, что под ногами у нее уже не сметана, а что-то твердое, что-то такое крепкое, надежное, вроде земли. Удивилась лягушка, посмотрела и видит: никакой сметаны в горшке уже нет, а стоит она, лягушка, на комке масла.
«Что такое?– думает лягушка. – Откуда взялось здесь масло?»
Удивилась она, а потом догадалась: ведь это она сама лапками своими из жидкой сметаны твердое масло сбила.
«Ну вот,– думает лягушка, – значит, я хорошо сделала, что сразу не утонула».
Подумала она так, выпрыгнула из горшка, отдохнула и поскакала к себе домой, в лес.
А вторая лягушка осталась в горшке. И никогда уж она, голубушка, больше не видела белого света, и никогда не прыгала, и никогда не квакала.
Ну что ж! Если говорить правду, так сама ты, лягушка, и виновата. Не падай духом! Не умирай раньше смерти!
1937

[OSA]

Хотелось бы продолжить тему про лягушек
Не помню откуда у меня эта притча, буду надеяться что не повторюсь.

Будь настроен положительно!
Жили-были маленькие лягушата, которые организовали соревнования по бегу.
Их цель была забраться на вершину башни.
Собралось много зрителей, которые хотели посмотреть на эти соревнования и посмеяться над их участниками...
Соревнования начались...
Правда то, что никто из зрителей не верил, что лягушата смогут забраться на вершину башни.
Слышны были такие реплики:
"Это слишком сложно!!
"Они НИКОГДА не заберуться на вершину"
или:
"Нет шансов! Башня слишком высокая!"
Маленькие лягушата начали падать. Один за другим...
...За исключением тех, у которых открылось второе дыхание, они прыгали всё выше и выше...
Толпа всё равно кричала "Слишком тяжело!!! Ни один не сможет это сделать!"
Ещё больше лягушат устали и упали...
...Только ОДИН поднимался всё выше и выше...
Тот единственный не поддался!!
В конце концов все поддались. За исключением того одного лягушонка, который, приложив все усилия, забрался на вершину!
ТОГДА все лягушата захотели узнать, как ему это удалось?
Один участник спросил, как же этому лягушонку, который добрался до вершины, удалось найти в себе силы?
ОКАЗЫВАЕТСЯ
Победитель был ГЛУХОЙ!!
…Никогда не слушай людей, которые пытаются передать тебе свой пессимизм и негативное настроение...
…они отнимают у тебя твои самые заветные мечты и желания. Те которые ты лелеешь в своём сердце!
Не забывай о силе слов.
Всё, что ты слышишь или читаешь, воздействует на твоё поведение!

[OSA]

Три сестры и Судьба
Жили-были три сестры. Одна была ленивой-преленивой. Вторая — злой-презлой. А третья и умница, и красавица, и рукодельница, любо-дорого смотреть.
Однажды утром остановилась телега у их ворот. Сёстры вышли посмотреть, кто приехал. На телеге сидела незнакомая пожилая женщина.
— Кто ты? — спросили они.
— Я — Судьба. Пришло время выходить вам замуж.
Посадила их Судьба на телегу и повезла выдавать замуж. Заехали они в первую деревню. Видят, в поле парень пашет и в руках у него любое дело спорится. Если нужно что-нибудь починить или построить — все к нему бегут.
— Вот этот — твой, — говорит Судьба первой из сестёр.
Высадили сестру и поехали дальше.
Заехали в следующую деревню. Там парень живёт такой, что никому в помощи не откажет. Добр ко всем. Нарадоваться на него народ не может, такой молодец.
— Вот этот — твой, — говорит Судьба второй из сестёр.
Высадили сестру и поехали дальше.
Заехали в третью деревню. У последнего дома, в грязи, у самой старой развалюхи, лежит пьяный. Остановила Судьба телегу и говорит:
— Этот — твой.
— Да на кой он мне?! — взмолилась третья сестра. — Я же вот и добрая, и хорошая, и рукодельница. А ты мне такого жениха даёшь! Вон сёстрам каких нашла — что, другого для меня нет?
— Другие есть, — ответила Судьба и, вздохнув, добавила: — Но этот без тебя пропадёт!

[Другиня]

Яблоня и мальчик

Жила в лесу дикая яблоня. И любила яблоня маленького мальчика. И мальчик каждый день прибегал к яблоне, собирал падавшие с неё листья, плёл из них венок, надевал его, как корону, и играл в лесного короля.
Он взбирался по стволу яблони и качался на её ветках. А потом они играли в прятки и, когда мальчик уставал, он засыпал в тени её ветвей. И яблоня была счастлива.
Но шло время, и мальчик подрастал, и всё чаще яблоня коротала дни в одиночестве.
Как-то раз пришёл мальчик к яблоне. И яблоня сказала:
— Иди сюда, мальчик, покачайся на моих ветках, поешь моих яблок, поиграй со мной, и нам будет хорошо!
— Я слишком взрослый, чтобы лазить по деревьям, — ответил мальчик. — Мне хотелось бы других развлечений. Но на это нужны деньги, а разве ты можешь мне дать их?
— Я бы рада, — вздохнула яблоня, — но у меня нет денег, одни только листья и яблоки. Возьми мои яблоки и продай их в городе, тогда у тебя будут деньги. И ты будешь счастлив!
И мальчик залез на яблоню и сорвал все яблоки, и унёс их с собой. И яблоня была счастлива.
После этого мальчик долго не приходил, и яблоня опять загрустила. И когда однажды мальчик пришёл, яблоня так и задрожала от радости.
— Иди скорей сюда, малыш! — воскликнула она. — Покачайся на моих ветках, и нам будет хорошо!
— У меня слишком много забот, чтобы лазить по деревьям, — ответил мальчик. — Мне хотелось бы иметь семью, завести детей. Но для этого нужен дом, а у меня нет дома. Ты можешь дать мне дом?
— Я бы рада, — вздохнула яблоня, — но у меня нет дома. Мой дом — мой лес. Но зато у меня есть ветки. Сруби их и построй себе дом. И ты будешь счастлив.
И мальчик срубил её ветки и унёс их с собой, и построил себе дом. И яблоня была счастлива.
После этого мальчик долго-долго не приходил. А когда явился, яблоня чуть не онемела от радости.
— Иди сюда, мальчик, — прошептала она, — поиграй со мной.
— Я уже слишком стар, мне грустно и не до игр, — ответил мальчик. — Я хотел бы построить лодку и уплыть на ней далеко-далеко. Но разве ты можешь мне дать лодку?
— Спили мой ствол и сделай себе лодку, — сказала яблоня, — и ты сможешь уплыть на ней далеко-далеко. И ты будешь счастливым.
И тогда мальчик спилил ствол и сделал из него лодку. И уплыл далеко-далеко. И яблоня была счастлива.
...Хоть в это и нелегко поверить.
Прошло много времени. И мальчик снова пришёл к яблоне.
— Прости, мальчик, — вздохнула яблоня, — но я больше ничего не могу тебе дать. Нет у меня яблок.
— На что мне яблоки? — ответил мальчик. — У меня почти не осталось зубов.
— У меня не осталось ветвей, — сказала яблоня. — Ты не сможешь посидеть на них.
- Я слишком стар, чтобы качаться на ветках, — ответил мальчик.
— У меня не осталось ствола, — сказала яблоня. — И тебе не по чему больше взбираться вверх.
— Я слишком устал, чтобы взбираться вверх, — ответил мальчик.
— Прости, — вздохнула яблоня, — мне бы очень хотелось дать тебе хоть что-нибудь, но у меня ничего не осталось. Я теперь только старый пень. Прости.
— А мне теперь много и не нужно, — ответил мальчик. — Мне бы теперь только тихое и спокойное место, чтобы посидеть и отдохнуть. Я очень устал.
— Ну что ж, — сказала яблоня, — старый пень для этого как раз и годится. Иди сюда, мальчик, садись и отдыхай.
Так мальчик и сделал.
И яблоня была счастлива.

[Брат]

Анекдот о логике неверов.

Архиерей спрашивает на экзамене семинариста: "Что такое чудо?" Семинарист затрудняется с ответом. Чтобы вывести семинариста из затруднительного положения, архиерей говорит:
- Вот, например, ты упал с высокой колокольни и остался невредим. Что это такое?
- Случайность, - отвечает семинарист.
- Ну хорошо, ты во второй раз упал с колокольни и опять остался невредим. Что это?
- Счастье.
- Ты в третий раз упал с колокольни и опять невредим. Чем ты это объяснишь?
- Привычкой, - ответил семинарист.

[Кризисный психолог]

Чтобы губы стали соблазнительными, говорите добрые слова.
Чтобы глаза блестели, ищите в людях добро.
Чтобы не толстеть, поделитесь едой с голодными.
Чтобы волосы были густыми, разрешите младенцу их теребить.
Чтобы осанка была гордой, несите в себе ощущение, что вам никогда не придется бродить в одиночестве.
Если вам понадобится рука помощи, она всегда при вас – ваша собственная.
Когда станете старше, вы поймете, что у вас две руки – одна, чтобы помогать себе, другая – чтобы помогать другим.
Красота женщины не в одежде, фигуре или прическе. Она светится в ее глазах.
Ведь глаза – это ворота сердца, в котором живет любовь. Проходят годы, но не красота.
Одри Хепберн

[Другиня]

Игорь Вачков

СКАЗКА О ДРУГОЙ ТОЧКЕ ЗРЕНИЯ

Маленькую Точку А, как и других малышей, родители наставляли с самого раннего детства:
- Точкам никак нельзя прожить без умения правильно общаться. Для этого всегда нужно помнить важнейший секрет: чтобы понять другого, надо встать на его Точку Зрения.
- Как это – встать на Точку Зрения? Так же и раздавить можно! – испуганно пищала Точка А.
- Это значит – посмотреть на вещи его глазами, понять, как он видит мир, что он думает, что чувствует.
- Превратиться в другую точку? – уточняла сообразительная Точка А.
- Правильно! Надо уметь становиться другой точкой. Но не переставать быть собой.
Точка А прилежно училась в Точечной Школе и старательно осваивала самую важную и самую трудную науку – вставать на Другую Точку Зрения. Точки были малюсенькими и легко совмещались друг с другом, поэтому учение шло успешно. От учителя Точка А узнала, что в мире есть существа, которые в тысячи миллионы раз больше размерами, чем точки. Ей очень захотелось на них посмотреть. Однажды на каникулах она отправилась в путешествие.
Точка А летела очень быстро, так, что все вокруг мелькало, сливаясь в сплошную пеструю ленту. "Этак я ничего не смогу рассмотреть!" – сказала себе Точка А, остановилась и огляделась. Она оказалась в летнем лесу, неподалеку от большого муравейника. Присев на кочку, она увидела между стеблями травы двух муравьев, вырывающих друг у друга маленькую палочку.
- Почему вы не хотите понять друг друга? – удивилась Точка А. – Встаньте на Точку Зрения Другого!
- Как это? – спросили муравьи, сердито сопя и косясь на нее. – Попробуй-ка сама!
- Но вы такие большие для меня. Мне очень трудно встать на ваши Точки Зрения.
- Тогда и не поучай нас! – заявили муравьи, снова начиная бороться за палочку.
- Остановитесь! Я попробую.
Точка А настроилась, как ее учили, и стала первым муравьем. Она поняла, что хочет завладеть этой палочкой, чтобы принести ее в муравейник и заслужить похвалу от папы за трудолюбие. Тогда Точка А встала на Точку Зрения второго муравья и почувствовала беспокойство за больную сестру, которой надо закрепить этой палочкой кроватку.
- А теперь попробуйте-ка встать на Точку Зрения друг друга! – предложила Точка А. – Для начала просто расскажите, зачем каждому из вас эта палочка.
Муравьи поворчали, но последовали ее совету. Через несколько минут они уже весело и дружно волокли палочку к муравейнику. Точка А улыбнулась и полетела дальше. Следующую остановку она сделала на ветке дерева по соседству с двумя юными скворцами.
- Давай полетаем над лугом!
- Нет, сначала над озером!
- Над лугом!
- Над озером!
- Перестаньте препираться! – сказала Точка А. – Встаньте на Точку Зрения Другого. Чего проще? И вы сумеет договориться!
Скворцы в недоумении таращились на едва видимую для них Точку.
- А сама-то ты можешь? - недоверчиво спросил один из них.
- Вообще-то да. Но вы такие огромные для меня... - сказала Точка А, однако, вздохнув, попыталась превратиться поочередно в каждую из птиц.
Оказалось, что первый скворец был голоден и хотел половить над лугом мошек, а второй сыт, и ему хотелось порезвиться над водой и полюбоваться своим отражением. Точка А научила скворцов вставать на Другую Точку Зрения, и когда те выяснили желания друг друга, то быстро сошлись на том, что сначала слетают на луг, чтобы первый скворец утолил голод, а потом вместе поиграют над озером.
Точка А уже устала, но решила продолжать путешествие. На этот раз она летела долго и присела отдохнуть на большой серой горе, которая почему-то двигалась. Гора оказалась слоном, спешащим по саванне к водопою. Сидя на спине слона, Точка А некоторое время любовалась окрестностями, но случайно взглянув вниз, отчаянно завопила:
- Постойте! Остановитесь!
Дело было в том, что слон занес свою огромную ногу над гнездом куропатки. Мама-куропатка в ужасе распростерла крылья над маленькими рябыми яйцами, как будто это могло уберечь их от участи оказаться раздавленными. Услышав писк Точки А, слон так и замер - с поднятой ногой - и недоуменно повел ушастой головой, не понимая, откуда идет звук. Точка А кричала что есть мочи:
- Вы мимоходом готовы раздавить гнездо куропатку и ее гнездо! Но попробуйте занять ее место. Встаньте на ее Точку Зрения! Каково ей, как вы думаете?
Слон, так и не сумев разглядеть источник воплей, раздраженно сказал:
- А кто встанет на мою Точку Зрения?
- Я бы попробовала… Но вы же такая громадина! Только на кончике вашего хвоста смогли бы разместиться миллиарды таких точек, как я, - растерянно сказала Точка А.
- Значит, ты не можешь посмотреть на мир моими глазами? Так чего же ты требуешь от меня? - и нога слона начала угрожающе опускаться.
- Нет-нет! Я сумею! - поспешно вскричала Точка А.
Она собрала все свои силы и стала слоном. Она поняла, куда так спешил великан: его слонятам было очень жарко, и он хотел принести воды в хоботе, чтобы устроить им освежающий душ.
- А теперь попробуйте встать на Точку Зрения маленькой куропатки, которая не может унести свои яйца из-под ваших огромных ног и готова умереть вместе с невылупившимися птенцами, пытаясь их спасти, - усталым голосом сказала Точка А. - Попробуйте увидеть неумолимо опускающуюся на вас исполинскую ступню и ощутить всю беспомощность маленького существа.
Слон задумался. Он осторожно поставил ногу подальше от гнезда, и наклонился, внимательно рассматривая перепуганную куропатку.
- Пожалуйста, извините за беспокойство, - сказал слон. - Назад я пойду другой дорогой.
- Ура! - воскликнула Точка А. - Вы молодчина! Такой огромный, вы сумели встать на Точку зрения малюсенькой куропатки. Вы заслуживаете восхищения.
- Нет, - серьезно сказал слон. - Восхищения заслуживаешь ты, крохотулечка, меньше которой ничего не бывает на свете. Ты умеешь становиться на Точку Зрения любого существа - от самого большого до самого маленького. Ты учишь всех нас понимать Другие Точки Зрения. А от этого мы становимся добрее.
Утомленная Точка А благодарно пискнула и полетела дальше.

[Кризисный психолог]

Вот что прочитал. очень интересно и поучительно:

Один батюшка вообще ничего не умел. Не умел отремонтировать храм, и храм у него так и стоял пятый год в лесах. Не умел с умом заняться книготорговлей, выбить точки, запустить книжный бизнес.
Не умел отвоевать себе домика причта или хотя бы помещения под воскресную школу. У него не было нужных связей, щедрых спонсоров, десятков и сотен преданных чад, не было машины, мобильника, компьютера, e–mail–а и даже пейджера. У него не было дара чудотворения, дара прозорливости, дара красивого богослужения — служил он тихим голосом, так что, если стоять далеко, ничего не было слышно. И чего уж у него совершенно не было, так это дара слова, проповеди он мямлил и повторял все одно и тоже, из раза в раз. Его матушку было не слышно и не видно, хотя она все–таки у него была, но вот детей у них тоже не было. Так батюшка и прожил свою жизнь, а потом умер. Его отпевали в хмурый ноябрьский день, и когда люди собрались по обычаю зажечь свечи — свечи у всех загорелись сами, а храм наполнил неземной свет и удивительное, дивное благоухание.
И все поняли, кто был этот батюшка... И сколько наград он получил от Бога перейдя границу жизни

[Кризисный психолог]

Разговор....

Четыре свечи спокойно горели и потихоньку таяли... Было так тихо, что слышалось как они разговаривают.
Первая сказала:

- Я СПОКОЙСТВИЕ

к сожалению люди не умеют меня сохранить. Думаю, мне не остается ни чего другого как погаснуть! И огонек этой свечи погас.
Вторая сказала:

- Я ВЕРА

к сожалению я никому не нужна. Люди не хотят ничего слушать обо мне, поэтому нет смысла мне гореть дальше. Едва произнеся это, подул легкий ветерок и загасил свечу.

Очень опечалившись, третья свеча произнесла:

- Я ЛЮБОВЬ

у меня нет больше сил гореть дальше. Люди не ценят меня и не понимают. Они ненавидят тех которые их любят больше всего - своих близких. Долго не ждав и эта свеча угасла.

Вдруг...
в комнату зашел ребенок и увидел 3 потухшие свечки. Испугавшись он закричал:

- ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ!
ВЫ ДОЛЖНЫ ГОРЕТЬ -
Я БОЮСЬ ТЕМНОТЫ!

Произнеся это, он заплакал. Взволнованная четвертая свеча сказала:

- НЕ БОЙСЯ И НЕ ПЛАЧЬ! ПОКА Я ГОРЮ, ВСЕГДА МОЖНО ЗАЖЕЧЬ И ДРУГИЕ ТРИ СВЕЧИ:

Я - НАДЕЖДА

[Кризисный психолог]

Очень интересный жанр у этого рассказа Евгения Обухова . Но смысл настолько глубокий, а выводы настолько очевидны, что... пересказываю...

Петиция - "Как мы есть плотники Вахремеевы, миром и по твоему наказу подряженные на строительство новаго собора, соблаговоли, царь-батюшко, повелеть выделить на сие строительное дело 5 (пять) пудов гвоздей"

Резолюция - "Эвон, карман расхлабенили! Сроду к царю не ходили с такими запросами! Небось хватит с них и двух пудов. Пущай дьяк грамоту то ихову перепишет как полагается. Боярин Покровский"


Указ - "Ревностно радея о благе госудраственном и неусыпно рачея, мы, Государь, и прочая, прочая, прочая, считаем достаточным выдать означенным плотникам вместо двух пудов 20 фунтов гвоздей каленых" (Подпись)

Записка - "Онфим! Посылаю тебе с девкою ключи от анбара, найди там в ларе гвозди. Отвесь по цареву указу плотникам, что какие с утра во дворе дожидаются. Да гляди, ты им не все двадцать то фунтов не давай, все одно - холопы, грамоты да счета не знают. Бог даст - и не поймут ничего. Боярин Покровский."


Записка - "Егорий! Возьми в избе короб какой да беги к боярскому анбару, десять фунтов гвоздей домой отнесешь, огород городить станем. А взамен возьми тех, что в чулане в мешочке висят, плотникам отдашь на боярском подворье. Да любых то не неси, выбери, какие уже зело ржавью пошли.
Пусть их и берут. А боярину то на глаза с коробом не попадайся и окромя гвоздей сам мешок плотникам не давай, он нам под табачок сгодится. Онфим"


PS - Из современных путеводителей - "... Покровский собор является уникальным объектом деревянного зодчества. Особо ценно в этом памятнике архитектуры то, что, как установлено в процессе реставрации, срублен он неизвестными плотниками без единого гвоздя".

[Кризисный психолог]

Вопросы к священнику




- Каков признак добрых поступков?

- Мир души.

- Какой победитель лучший?

- Победивший правдой.

- Какой победитель наихудший?

- Победивший силой.

- Какой человек самый слабый?

- Победивший других.

- Какой человек самый сильный?

- Победивший самого себя.

- Какой человек никогда не умрет?

- Любящий Бога и ближних.

- Какой человек заживо уже умер?

- Равнодушный.

- Что портит отношения людей?

- Зависть.

- Что сближает людей?

- Сострадание.

- Что такое злорадство?

- Скрытая месть.

- Как избавиться от злорадства?

- Состраданием к ближнему.

- Что такое сострадание?

- Память о своих грехах.

- Что дает душе память о своих грехах?

- Прощение и терпение.

- Что дает душе прощение и терпение?

- Милосердие и любовь к ближним.

- Какой учитель самый лучший?

- Страдание

- Какой учитель самый плохой?

- Наслаждение.

- Что нужно уничтожить?

- Дурные страсти и помыслы.

- Какая болезнь самая опасная?

- Отчаяние.

- Каков признак здоровой души?

- Вера.

- Каков признак больной души?

- Безнадежность.

[Кризисный психолог]

Приходит к отцу девушка и говорит — Отец, я устала, у меня такая тяжелая жизнь, такие трудности и проблемы, я все время плыву против течения, у меня нет больше сил… что мне делать?
Отец вместо ответа поставил на огонь 3 одинаковых кастрюли с водой, в одну бросил морковь, в другую положил яйцо, а в третью насыпал зерна кофе. Через некоторое время он вынул из воды морковь и яйцо и налил в чашку кофе из 3 кастрюли.
— Что изменилось? — спросил он свою дочь.
— Яйцо и морковь сварились, а зерна кофе растворились в воде — ответила она.
— Нет, дочь моя, это лишь поверхностный взгляд на вещи. Посмотри — твердая морковь, побывав в кипятке, стала мягкой и податливой. Хрупкое и жидкое яйцо стало твердым. Внешне они не изменились, они лишь изменили свою структуру под воздействием одинаковых неблагоприятных обстоятельств — кипятка. Так и люди — сильные
внешне могут расклеиться и стать слабаками там, где хрупкие и нежные лишь затвердеют и окрепнут…
— А кофе? — спросила дочь
— О! Это самое интересное! Зерна кофе остались такими, какими и были — твердыми, но при этом они изменили враждебную среду — превратили кипяток в великолепный ароматный напиток. Есть особые люди, которые не изменяются в силу обстоятельств — они изменяют сами обстоятельства и превращают их в нечто новое и прекрасное, извлекая пользу и знания из ситуации…

[Кризисный психолог]

Притча о царе Давиде

Когда царь Давид почувствовал, что он скоро умрет, он позвал к себе своего сына, будущего царя Соломона.
- Ты уже побывал во многих странах и видел много людей, - сказал Давид. – Что ты думаешь о мире?
- Везде где я был, - ответил Соломон, я видел много несправедливости, глупости и зла. Не знаю, почему так устроен наш мир, но я очень хочу его изменить.
- Хорошо. А ты знаешь, как сделать это?
- Нет, отец.
- Тогда послушай.
И царь Давид рассказал будущему царю Соломону такую историю.

Давным-давно, когда мир был юн, землю населял один-единственный народ. Правил этим народом Царь, имя которого время не донесло до нас. Было у него четверо детей – их имена тоже канули в Лету. Когда пришло его время умирать, он призвал к себе четырех наследников и завещал им нести людям Справедливость, Мудрость, Добро и Счастье.

Несправедливость – сказал он, возникает из-за того, что человек относится к миру очень пристрастно. Чтобы стать справедливым, человек должен избавиться от власти чувств и вести себя так, как будто мир существует независимо от него. "Мир существует, а я не существую" - только этот принцип может взять за основу справедливый человек.

Глупость – продолжал он, возникает потому, что человек судит об огромном и многообразном мире только с позиции своего знания. Как невозможно вычерпать море, так и невозможно полностью познать мир. Расширяя свои знания, человек лишь переходит от большей глупости к меньшей. Поэтому мудр тот человек, который ищет истину не в мире, а в самом себе. "Я существую, а мир не существует" - этим принципом руководствуется мудрец.

Зло – сказал Царь, появляется тогда, когда человек противопоставляет себя миру. Когда ради своих целей он вмешивается в естественный ход событий и подчиняет все своей воле. Чем больше человек стремится господствовать над миром, тем больше мир сопротивляется ему, ибо зло порождает зло. "Мир существует, и я существую. Я растворяюсь в мире" - вот основа для тех, кто несет в мир Добро.

И наконец – Несчастье испытывает тот человек, которому чего-то не хватает. И чем больше ему этого не хватает, тем более он несчастен. А так как человеку всегда чего-нибудь не хватает, то, утоляя свои желания, он лишь переходит от большего несчастья к меньшему. Счастлив тот человек, внутри которого весь мир - ему не может чего-либо не хватать. "Мир существует, и я существую. Весь мир растворен во вне" – вот формула Счастья.

Итак, царь передал формулы Справедливости, Мудрости, Добра и Счастья своим сыновьям, и вскоре после этого умер. Наследники же, заметив, что эти формулы противоречат друг другу, решили поступить следующим образом. Они разделили весь народ на четыре равные части и каждый стал управлять своим народом. Один царь нес людям Справедливость, второй – Мудрость, третий – Добро, а четвертый – Счастье. В результате на Земле появились Справедливый народ, Мудрый народ, Добрый народ и Счастливый народ.

Прошло время, и постепенно народы перемешались. Справедливые люди хорошо знали, что такое справедливость, но совсем не знали, что такое мудрость, добро и счастье. Поэтому справедливые люди несли в мир глупость, зло и несчастье. Мудрые люди несли в мир несправедливость, зло и несчастье. Добрые люди несли в мир несправедливость, глупость и несчастье. А Счастливые люди несли в мир несправедливость, глупость и зло - так закончил свой рассказ царь Давид.

- Поэтому тебе, Соломон, мир и кажется таким скверным.

- Я все понял, - ответил Соломон. – Надо научить всех людей всему сразу – и Справедливости, и Мудрости, и Добру и Счастью. Я исправлю ошибку наследников Царя

- Хорошо, - сказал Давид, но ты не учитываешь, что мир уже изменился. Несправедливость, зло и несчастье уже перемешаны среди людей. Они породили страх. Чтобы победить эти пороки, нужно прежде всего справиться со страхом.

- Тогда объясни мне, как побороть страх.

Страх бывает разным. Но главная его форма такова: в радости люди боятся смерти, а в печали – бессмертия. И лишь тот, кто знает цену и радости, и печали не боится ни смерти, ни бессмертия.

... Царя Соломона уже давно нет, но люди помнят его. Его называли справедливым, добрым, счастливым и бесстрашным.

[Vikki_87]

Вот что прочитал. очень интересно и поучительно:

Один батюшка вообще ничего не умел. Не умел отремонтировать храм, и храм у него так и стоял пятый год в лесах. Не умел с умом заняться книготорговлей, выбить точки, запустить книжный бизнес.
Не умел отвоевать себе домика причта или хотя бы помещения под воскресную школу. У него не было нужных связей, щедрых спонсоров, десятков и сотен преданных чад, не было машины, мобильника, компьютера, e–mail–а и даже пейджера. У него не было дара чудотворения, дара прозорливости, дара красивого богослужения — служил он тихим голосом, так что, если стоять далеко, ничего не было слышно. И чего уж у него совершенно не было, так это дара слова, проповеди он мямлил и повторял все одно и тоже, из раза в раз. Его матушку было не слышно и не видно, хотя она все–таки у него была, но вот детей у них тоже не было. Так батюшка и прожил свою жизнь, а потом умер. Его отпевали в хмурый ноябрьский день, и когда люди собрались по обычаю зажечь свечи — свечи у всех загорелись сами, а храм наполнил неземной свет и удивительное, дивное благоухание.
И все поняли, кто был этот батюшка... И сколько наград он получил от Бога перейдя границу жизни

Спасибо, притчи просто вдохновляют
Но вот смысла этой не совсем поняла. Не подскажете?

[Кризисный психолог]

Как мужик Господа в гости ждал


Один богатый, набожный мужик Макар ежевечерне на коленях молил Господа прийти к нему, грешному, в гости. Как уж он не боялся просить и о чем говорить с Ним хотел, не знаю, но только однажды слышит в своей избе голос Господа:

- Жди меня на Пасху. Так и быть, приду к тебе.

Мужик-то забегал, заметался, всех слуг в шею погоняет, чтоб избу до блеску отскребли, а сам в город слетал, целый воз заморских яств припер.

На Пасху в новой рубахе за богатым столом сидит, красный весь от радости, ждет. Стучат. Он аж подпрыгнул, думает, Христос здесь, открывает, а там сосед, который в прошлом году его свинью кнутом отстегал, чтоб в огород к нему не лазила.

- Прости меня, - говорит, - Макарушка, за свинью-то. Что ж мы с тобой целый год из-за нее не ладим.

- А поди ты отселя! - озлился Макар. - Некогда мне с тобой целоваться! - И захлопнул дверь.

Время к обеду. Нет никого!

Вдруг скрипнула калитка, Макар - к оконцу, а по двору старуха-паломница с клюкой ковыляет.

- Подайте, люди добрые, что можете, убогой, - и до земли кланяется.

- А ну пошла прочь отседова! - разъярился Макар. - Не срами мне двор своими обносками!

Вот уж и вечер, Макар с горя выпил и уж ждать отчаялся, вдруг скребется кто-то. Отворяет, а там пес бездомный, весь в репьях, скулит от голода.

- Ну, вот я тебя сейчас, - шипит Макар и сковородником в него запустил.

Перед сном на молитве горестно Макар Христовой иконе говорит:

- Что же ты, Господи? Ждал тебя, ждал, а ты не пришел...

- Трижды приходил к тебе! - вдруг Говорит Христос с небес.

- Да как же? - обомлел Макар. - Да ведь я целый день из избы не выходил, а не видел Тебя!

- В первый раз Я как сосед пришел, прощения у тебя просил. Ты же меня выгнал. Во второй раз я старухой-паломницей за милостыней пришел, а ты опять меня выгнал. В третий раз тварь Божью, собаку, к тебе послал...

- А я ее - сковородником! - в ужасе шепчет Макар. - Так ты, Господи, по-всякому приходить можешь?..

И с тех пор Макар просветлел душой, никому ни в чем не отказывал и не обеднел от этого, потому что доброму Бог дает, а у скупого *** таскает.


Из книги Г. Юдина "Нечаянная радость"

[Кризисный психолог]

СМЕРТЬ АТЕИСТА

Автор: Юрий МАКСИМОВ

Вообразите себе мужчину лет сорока пяти, невысокого, прямого брюнета, с лицом, не лишенным благообразия, украшенным окладистою бородою и густыми бровями, что придают ему выражение несколько властное и надменное.
Представьте, что женат он третьим браком, от первого имеет взрослую дочь, с коей видится не реже двух раз в год, а на работу ходит в районную поликлинику, где в собственном кабинете терпеливо принимает страждущий человекопоток с девяти до двух в понедельник и среду, и с двух до семи во вторник и четверг.
Добавьте сюда извинительную слабость к украинскому пиву, отечественному хоккею и крепким американским детективам.
Если вам удалось все вышеперечисленное вообразить, представить и добавить — будьте уверены, что перед вашим мысленным взором предстал Иван Гаврилыч Пупышев собственной персоной.
Да, таков он и был.
Присовокупите сюда и тот немаловажный факт, что взглядов наш герой придерживался самых что ни на есть атеистических.
Люди старшего поколения еще помнят те времена, когда живого атеиста можно было встретить буквально на улице, да притом никто бы тому не подивился — настолько привычным казалось такое явление.
Именно в это время и жил Иван Гаврилыч.
Атеистом он был матерым, закоренелым и упертым.
На прямой вопрос: “есть ли Бог?” он бы не стал, поверьте, юлить в духе нынешних псевдоатеистических рудиментов с их вечными “смотря какого бога вы имеете в виду” или “в каком-то смысле, может быть, и не так чтобы очень”. О, Иван Гаврилыч ответствовал бы прямо: “Бога нет!”, причем сделал бы это с убежденностью естествоиспытателя, доподлинно и самолично установившего сей факт. Более того, касаясь упомянутой темы, господин Пупышев непременно считал нужным добавить пару нелицеприятных слов в адрес служителей Церкви, испокон веков обманывающих простой народ, высасывая из того последние крохи, дурача, воруя и обирая.
Попов и прочих “церковников” Иван Гаврилыч на дух не переносил, так что даже если жена, щелкая телеканалами, попадала на какого-нибудь священнослужителя, к примеру, дающего интервью, он немедленно требовал переключить программу. Из всего, хоть отдаленно связанного с Церковью, Иван Гаврилыч любил лишь анекдоты “про попов”, их он частенько рассказывал, к месту и не к месту.
Но довольно об этом. Цель нашей истории — поведать о том, как атеист Пупышев умер, посему ограничимся лишь фактами, имеющими к делу самое непосредственное отношение.
Виной всему была черная кошка. В то роковое майское утро Пупышев, по обыкновению, шел на работу, и вдруг дорогу ему перебежала она самая. Гладкая, гибкая, длинноногая, — словом, самого зловещего вида. Как и все настоящие атеисты, Иван Гаврилыч был страшно суеверен, поэтому невольно замедлил шаг. Помянув про себя недобрым словом оригиналов-котоводов, которые из всего разнообразия кошачьих окрасов с маниакальным упорством выбирают черный цвет, он подумал, что, свернув здесь резко налево, можно, пожалуй, даже быстрее выйти к остановке… но тут боковым зрением заметил, что проклятая кошка, будто читая его мысли, повернулась и перебежала путь слева.
Мысленно выругавшись, Иван Гаврилыч проследил взглядом за вредным животным и, к своему изумлению, стал свидетелем необычайного поведения: отбежав чуть по левой стороне, под цветущей черемухой, кошка снова повернулась и вторично перебежала через тротуар и дорогу, отрезав таким образом, и путь назад. Но и этим дело не кончилось — на той стороне улицы она еще раз проделала тот же трюк — так Иван Гаврилыч оказался в квадрате перебежек черной кошки.
Такое происшествие его неприятно удивило — ни о чем подобном ему не доводилось слышать, более того, в зловещем стечении обстоятельств на миг почудилось проявление чьей-то разумной воли… Отмахнувшись от неуютных мыслей, доктор Пупышев в сердцах плюнул (три раза через левое плечо) и решительно продолжил путь вперед, не думая о последствиях.
Однако последствия не заставили себя ждать.
А случилось вот что: когда, уже после работы, Иван Гаврилыч, закупив продуктов (а также бутылочку любимого пива и газету “Спорт-Экспресс”), выходил из магазина, к нему подошел сильно подвыпивший субъект с оплывшим от плохой работы печени лицом и промычал:
— Б-батюшка… м-мне бы это… поисповедаться…
Поперву Иван Гаврилыч даже не сообразил, о чем речь, настолько все оказалось неожиданным. Пьяница тем временем продолжал, обильно украшая речи сквернословием:
— Надо… Понимаешь, отец, не могу так больше… надо мне… исповедуй, а?
— Вы ошиблись, я не священник, — необычайная кротость ответа объяснялась тем изумлением, в которое повергли Пупышева сложившиеся обстоятельства.
— Ну че те, жалко? — возмутился собеседник, дыша перегаром. — Я че, не человек, что ли?
— Не знаю, человек вы или нет, но я уж точно не священник! — огрызнулся Пупышев, и решительно зашагал прочь. Эти слова показались ему весьма удачным ответом, жаль, впечатление смазали посланные в спину словесные излишества.
Домой Иван Гаврилыч явился в состоянии легкой задумчивости.
— Представляешь, сегодня какая-то пьянь меня за попа приняла! — пожаловался он жене за обедом.
Госпожа Пупышева от этого известия пришла в такой неописуемый восторг, что едва не подавилась котлеткою, и еще минуты три содрогалась от взрывов гомерического хохота. Иван Гаврилыч ощутил при этом сильное неудовольствие, но счел за лучшее не показывать виду, он вообще, к слову сказать, не любил внешне проявлять чувства без крайней на то необходимости.
Отсмеявшись, Ирина Сергеевна — а именно так звали супругу нашего героя, — заметила, что причина, должно быть, в роскошной бороде Ивана Гаврилыча.
— Скажешь тоже, — буркнул тот, но вечером, в ванной, стоя перед зеркалом, внимательно осмотрел именно эту часть лица.
Надо сказать, что бороду наш герой носил с тех самых пор, как она принялась расти. Тому была веская причина, а именно, некоторый дефект нижней части лица, по какому поводу Ивану Гаврилычу даже в армии дозволялось не бриться. За четверть века он сжился с бородой, она стала частью его личности, пожалуй, наш доктор как никто другой понял бы древних русичей, по законам которых за вырванный в драке клок бороды полагалась большая вира, чем за отрубленный палец. Конечно, за минувшие годы пластическая хирургия стала много доступнее, и Пупышев почти наверняка знал, что злосчастный дефект, который вызывал столько комплексов в юности, ныне без труда можно исправить…
Но с какой стати?
Почему из-за какого-то пьяницы он должен отказаться от собственной внешности? Что за абсурд? Неужто одни попы с бородами ходят? Вон, Дарвин с бородой был. И дед Мороз… И… кто-то из правительства тоже… А уж среди светил медицины сколько бородатых! Сеченов! Боткин! Пастер! Серебровский! Павлов! Эрлих! Кох! Фрейд! Да что говорить — Маркс, Энгельс, Ленин — и те с бородами ходили, да еще с какими! Небось, к Ильичу на улице пьянь не цеплялась и не канючила: “б-батюшка, б-батюшка…”.
Волевым усилием Иван Гаврилыч заставил себя забыть о неприятном инциденте и связанных с ним размышлениях. Идиотов в мире много, немудрено, если одному из них в проходящем мимо враче померещится священник. А кошка… ну, кто их знает, может, по весне они всегда так делают, метят территорию или еще что-нибудь… А те анекдоты вчерашние… нет, это совсем тут ни при чем.
Таким образом, искусство игнорировать или выгодно перетолковывать неудобные факты, столь виртуозно развитое у всех атеистов, в очередной раз пришло нашему герою на помощь.
Увы, ненадолго. Может быть, Ивану Гаврилычу удалось забыть о неприятностях, но вот неприятности не забыли о нем.
С того раза не прошло и месяца. Усталый Пупышев возвращался со смены и, покинув бетонную утробу метрополитена, стоял рядом с облезлой остановкой, поджидая автобус. Приблизиться к остановке, как и остальным людям, ему мешала элементарная брезгливость — на скамейке, усыпанный тополиным пухом, сидел бомж, источая немыслимое зловоние.
Дабы не оскорблять взора своего лицезрением столь неаппетитной картины, Иван Гаврилыч стал к нему спиной и погрузился в собственные мысли о вещах, не имеющих прямого отношения к нашей истории. Так он погружался, покуда не вывел его из задумчивости сиплый оклик сзади:
— Бать, а бать!
Иван Гаврилыч совершенно машинально обернулся, чтобы поглядеть, к кому это так диковинно обращаются, и тут же вздрогнул: бомж глядел прямо на него!
— Э… ваше преосвященство… — просипел тот, — подкинь десяточку, а?
Пупышев лишился дара речи. Только и хватало его сил, чтобы стоять столпом, ошалело моргая.
— Ну, не жмись, бать… — продолжал бомж, покачиваясь. — Бог велел делиться…
Не проронив ни слова, Иван Гаврилыч попятился, потом зашагал все стремительнее, прочь от остановки, а вослед ему неслись хриплые проклятья:
— Уу… церковник драный… десятки пожалел! Испокон веков простой народ обирают… а как самому дать, так зажлобился!
Ивану Гаврилычу казалось, будто все люди с остановки смотрят ему вослед, эти взгляды жгли спину, и он не решился пользоваться транспортом, а побрел дворами.
Войдя в квартиру, скинув плащ и разувшись, Пупышев немедленно заперся в ванной. В хмуром молчании разглядывал он свое лицо, и в анфас, и в профиль, и забирал бороду в кулак, прикидывая, каково выйдет без нее…
Мужчины, не носившие бороды, либо отпускавшие ее нерегулярно, никогда не поймут, как немыслимо тяжело расстаться с этим украшением лица тому, кто свыкся с ним за многие годы. Это все равно, как если бы заставить приличного человека всюду ходить без штанов, в одном исподнем — и на людях, и в транспорте, и на работе… Кошмар!
Однако Иван Гаврилыч пребывал в столь смятенном состоянии духа, что готов был и на такой отчаянный шаг. Вспомнив поговорку: “что у трезвого на уме, то у пьяного на языке”, он с ужасом понял, что эти два пьяницы, вероятно, лишь озвучили то, о чем думали многие незнакомые или малознакомые с ним люди! Его, убежденного атеиста, принимали за попа! Да еще при столь циничных обстоятельствах!
Он был готов сбрить бороду немедленно, если бы не один нюанс.
Даже среди православных не все священники носят бороду. А если взять католиков, так их патеры и вовсе бритые ходят принципиально. И что же? Пойти на чудовищную жертву, выбросить кучу денег на операцию, не один месяц лгать о причинах жене, дочке, коллегам и друзьям, — только для того, чтобы очередная пьянь опять прицепилась: “патер… ксендз, дай десятку!”.
Иван Гаврилыч сжал кулаки и плюнул в раковину с досады.
Он почувствовал себя персонажем чьей-то шутки. Почти осязаемо ощутил, как кто-то улыбается, глядя на него из незримых далей. Кто-то, кто знает все происходящее столь же хорошо, что и Пупышев… Кто-то, кто, по-видимому, находит все это забавным… Иван Гаврилыч судорожно вздохнул и отвернулся от зеркала. Чувство глубокой личной обиды к отрицаемому Богу, знакомое каждому убежденному атеисту, больно кольнуло его “несуществующую” душу.
Как бы то ни было, но анекдоты “про попов” Иван Гаврилыч с этого дня рассказывать перестал, и даже когда кто-то другой в его присутствии рассказывал, уже не смеялся. Хотя супруга то и дело подкалывала его, называя то “моим попиком”, то “святым отцом”…
Стал он задумчив более обычного, и оттого даже несколько рассеян. На улице старался появляться как можно реже, ибо не в силах был избавиться от назойливых мыслей: принимают ли окружающие его за попа? Какую бы мину состроить, чтобы не принимали? И — как бы повел себя настоящий поп на его месте?
Стоит ли говорить, что бомжей и лиц, находящихся в подпитии, доктор обходил теперь за версту?
Не помогло.
В теплый сентябрьский полдень, шурша опавшими на асфальт листьями, к нему подошел интеллигентного вида мужчина. Не пьяница, и не бомж — иначе Иван Гаврилыч не попался бы! — вполне приличный с виду человек, хоть и одетый бедно.
— Добрый день, простите покорнейше за беспокойство…
Пришлось остановиться. Пупышев минуты две недоуменно вслушивался в обволакивающую речь незнакомца, который назвался архитектором и беженцем из Казахстана, зачем-то перечислил основные проекты, над которыми работал, пожаловался на социальные и экономические потрясения, жизненные невзгоды, и, наконец, перешел к главному:
— Батюшка, неудобно просить, но крайне нуждаюсь…
— Я вам не батюшка! — взвился Иван Гаврилыч, заслышав ненавистное слово.
— Да-да. Конечно, — послушно кивнул собеседник и коснулся рукою своей груди. — Поверьте, я никогда не думал, что мне придется вот так побираться, жить на вокзале… но я хотя бы слежу за собой… каждый день привожу в порядок, не хочется опускаться, понимаете… Мне бы до вторника продержаться, а там у меня назначено собеседование…
Дико сверкая глазами, доктор запустил руку во внутренний карман пиджака и, не глядя, вытащил сторублевую купюру. За всю жизнь он не подал попрошайкам и десятой части этой суммы. Лицо архитектора-беженца заметно оживилось, тонкие пальцы потянулись за купюрой, однако Пупышев не спешил с ней расстаться.
— Скажи-ка мне, голубчик, — вкрадчиво заговорил Иван Гаврилыч, не сводя с попрошайки пронзительного взгляда, — что именно в моем облике навело тебя на мысль, будто я — священник?
— Ну… — архитектор пожал плечами. — Лицо у вас особенное. Одухотворенное. У нас на такие вещи чутье. Спасибо, батюшка! Век не забуду вашей доброты…
С этими словами казахский беженец подозрительно ловко извлек из ослабевшей ладони Пупышева купюру и бойко зашагал вдаль.
А Иван Гаврилыч стоял посреди дороги с изменившемся лицом и глядел в светлое небо, обрамленное желтеющими кронами тополей. Люди проходили мимо, удивленно оглядывались, но ничто из окружающего мира в этот момент не могло его поколебать. Парадоксальная связь между явлениями предельно разных масштабов открылась ему во всей простоте и неотвратимости…
Наконец он склонился, помрачнев. Решение было принято.
Тем же вечером, скрипя зубами, Иван Гаврилыч дошел до ближайшей церкви, благо, искать ее не пришлось — золотые купола уже не один год мозолили глаза всякий раз, когда он выходил на балкон покурить.
Внутри оказалось темно, пахло деревом и душистым дымом. Округлые линии сводов, позолота подсвечников, сдержанные краски икон и фресок раздражали намного меньше, чем доктор полагал до прихода сюда. Можно даже сказать, совсем не раздражали. И все равно Иван Гаврилыч чувствовал себя весьма неуютно в этом просторном зале со множеством строгих лиц на стенах, которые, казалось, рассматривали его не менее внимательно, чем он их.
К нему подошла сутулая женщина в платке и зеленом халате, чтобы сообщить:
— Батюшка сейчас придет.
На ключевом слове Иван Гаврилыч вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Внимание к своей персоне несколько насторожило. Уж не принимают ли его и здесь за священника?
Минут через пять из стены с иконами впереди открылась дверца, откуда вышел молодой священник в особой, черной одежде и с большим крестом на груди. Сутулая женщина, чистившая подсвечники, что-то буркнула ему, и поп направился к посетителю.
— Добрый вечер. Что вы хотели?
У священника был очень усталый вид и при этом на редкость живые глаза. Иван Гаврилыч подумал, что “батюшка” ему, пожалуй, в сыновья годится. А борода поповская, кстати, оказалась весьма куцей.
— Здравствуйте, — слова Пупышеву давались здесь на удивление тяжело. — Передайте Ему, что я все понял. Не надо больше.
— Простите, кому передать?
— Ему! — Иван Гаврилыч сдержанно кивнул в сторону иконы. — Я понял. Кошка была ни при чем. Только затравка. Анекдоты. Да. Он не любит, когда про Него анекдоты… хотя я же ведь несерьезно… так, ребячьи забавы… А Он, значит, мою жизнь анекдотом решил сделать… Это… Да… Скажите Ему, что я больше не буду… Пожалуйста, хватит…
— То есть, вы хотите поисповедаться? — заключил священник, и не дав Ивану Гаврилычу возразить, продолжил: — А вы крещены?
— Нет, — Пупышев удивился вопросу. — Я атеист.
— В самом деле? — пришла очередь удивляться священнику. — Не похоже.
Эти слова задели Ивана Гаврилыча сильнее, чем он готов был признать.
Во время вышеописанных злоключений незаметно для себя наш герой перешел с позиции атеизма упертого (“Бога нет, потому что я так сказал”) к позиции атеизма умеренного (“я Тебя не трогаю, и Ты меня не трогай”) и вдруг растерялся, когда получил просимое. Едва он вышел из церкви, тотчас ощутил, что никто больше его за священника не примет. Это знание засело очень глубоко, подобно знанию о том, что у человека пять пальцев на руке, один нос и два глаза. И даже супруга внезапно перестала подшучивать над ним — вот уж действительно фантастика! Чудо, как оно есть!
Но ни радости, ни облегчения не было. Напротив. Тот факт, что атеистическое мировоззрение, ставя человеческую жизнь (прежде всего, собственную) на пьедестал высшей ценности, одновременно делает ее чудовищно бессмысленной, придавил разум Ивана Гаврилыча могильной плитой, и черным ядом отравил мысли. Собственная жизнь предстала однообразной чехардой привычных повинностей и пресных развлечений, слетевшим с обода колесом, несущимся под откос, в болотную жижу, или просто сырую, червивую землю, которая в положенный срок равнодушно поглотит кусок разлагающегося мяса — все, что останется от него после смерти…
И одновременно, рядом, только шагни — иная реальность, несоизмеримо величайшая в своей чарующей осмысленности и преизбытке подлинной жизни…
Иван Гаврилыч стал замкнут. Много думал, читал книги, каковых прежде в его доме не появлялось, все чаще заходил в церквушку, пару раз беседовал с отцом Мефодием, и снова думал, и сидел на кухне ночами, “жег свет”, как ворчала Ирина Сергеевна… И, по мере этого, с каждым часом атеист Пупышев все больше хирел и чах…
Пока в один прекрасный день не умер.
Это был действительно прекрасный ноябрьский день, какие редко выпадают поздней осенью. По небу плыли высокие облака, воробьи чирикали на крыше церкви, тополя тянули вверх голые ветви, предвкушая таинство весеннего воскресения…
В краткой проповеди перед крещением отец Мефодий упомянул евангельские слова об ангелах, радующихся каждой спасенной душе, подчеркнув, что поэтому каждое обращение, обретение Бога есть событие поистине космического масштаба…
И вот здесь, прямо у святой купели, атеист Пупышев умер. Окончательно и бесповоротно. Из купели вышел раб Божий Иоанн, но это уже, как говорится, совсем другая история…

[Кризисный психолог]

Песни, которых пока нет на официальном сайте Светланы Копыловой, альбом "Я сердце отдаю":

Про собаку.mp3

Про кота.mp3

Конюх на лекции.mp3

[Кризисный психолог]

Подвижник и блудница.mp3

Донор.mp3

Блудный отец.mp3

[Кризисный психолог]

По Божьей воле.mp3

Роза.mp3

Бирюзовый платок.mp3