Один из рассказов о любви

[Stas]

БЕЛЫЙ ТАНЕЦ

На фоне бесконечного дождя, грязи на дорогах она выглядела странно.
Безупречно белоснежной.
Оказавшейся здесь случайно.
Из другого мира.
Мира без слякоти.

Почему она пошла за нами?
Вернее, за мной…
Мне кажется сегодня, что я говорил ей какие-то слова.
Но точно не помню, какие. Уверен, что не звал ее.

Когда мы встретились, она двигалась навстречу нам по дороге, облаивая все движущееся. Вдруг развернулась и, оставаясь метрах в десяти-пятнадцати, потрусила следом за нами, продолжая атаковать людей и машины.

Несколько дней назад мы приехали в горы в надежде передохнуть от суеты большого города и побыть вместе. Остановились между Тухлей и Славском в просторной двухэтажной хате моего знакомого. Удобной, оборудованной по-городскому. Но начался каждодневный дождь, старавшийся напомнить о несовершенстве взаимоотношений.
Стало серо и сыро.
Чтобы внести хоть немного разнообразия в сидение за картами и вином, в этот день я и моя спутница пошли в Славск. Поводом послужило мое, якобы непреодолимое, желание узнать о делах на службе. Могли бы проехать пять-шесть километров попутным автобусом, но решили размяться под ослабевшим за несколько суток дождем...
– Она отстанет в Славске, сказала моя спутница, – свернет в какую-нибудь улочку. Там много баз, туристов… Она ведь бежала откуда-то оттуда. Она не бездомная.
Но белоснежка не только не отстала, но, проскочив в дверь почты, улеглась на столе в небольшом переговорно-телеграфном помещении. Женщина, включающая телефоны в кабинах, сделала нам замечание. Мы пожали плечами:
– Собака не наша.
Лежала она тихо, явно ожидая нашей очереди поговорить в трубку, и вскочила только тогда, когда мы, произнеся все необходимые несущественные слова, направились к выходу.
При свете одинокой, щадящей электрическую энергию лампочки я рассмотрел ее в подробностях. Натуральная дворняга, смахивающая на помесь шпица и лайки. Натуральная блондинка – Барби. Молодая. Явно ухоженная. Наверное, чья-то. В глазах природный ум, в манерах полное отсутствие воспитания.
Побрели назад. Она вела себя так, как будто сопровождала нас для охраны. Все приближающиеся к нам машины и люди, а особенно собаки, были облаяны звонким, молодым, девичьим голосом. Но всё это были лишь предупреждения.
Мы вышли из городка. Машины и люди попадались все реже. Теперь ее поведение изменилось. Она старалась бежать чуть впереди, изредка оборачиваясь и поджидая нас.
Сели перекусить. Барби держалась с достоинством и подошла только тогда, когда я протянул ей бутерброд.
Я предложил спутнице немного пройтись по лесу и холмами добраться до нашей хаты.
У леса Барби остановилась, но всего лишь на несколько секунд. Затем без раздумий побежала вдоль буков и елей. Я попытался отогнать ее, прикрикнул, замахнулся палкой. Она не обратила никакого внимания на проявление недружелюбия. Мы разошлись на несколько десятков шагов в поисках грибов. Барби пошла за мной. Правда, через какое-то время отбежала проверить, где находится моя, точнее, теперь наша, спутница, потом опять вернулась ко мне и уже не отходила.
Мы прогуляли около часа. Дождь немного приутих. Решили первую порцию грибов приготовить тут же. Котелок был с собой. Разожгли костер.
Когда грибы были готовы и я перестал подкладывать хворост в костер, Барби расположилась около углей, с удовольствием съела порцию грибов и задремала.
– Странная собака, – сказала моя спутница. – собаки не ходят в лес с чужими людьми. И вообще стараются держаться подальше от леса.
– Не их территория, – согласился я. – Непонятно, почему она предпочла нас сотням встреченных ею людей.
– Точнее, тебя.
– Точнее, меня. Может быть, когда мы зайдем в хату, она уйдет, оставшись одна на дороге.
Но этого не произошло. Барби нашла нишу под крыльцом, и рано утром, увидев меня, огласила окрестности веселым тявканьем. При этом уже без всякого смущения демонстрируя свою радость бурным танцем вокруг моих ног, прыжками на меня и в сторону…
С этого момента она поджидала меня и сопровождала всюду, куда бы я ни направился. Как-то раз, для «чистоты эксперимента», я попросил мою спутницу дать еду Барби метрах в ста от крыльца. Когда та начала есть, я, стараясь остаться незамеченным, забежал за дом. Через считанные секунды Барби была рядом, оставив миску с едой и изумленную кормилицу. Попытка удрать в магазин на велосипеде окончилась моим падением с него, так как Барби, увидев другую собаку, бесстрашно ринулась под колесо.
Так мы прожили еще несколько дней. Дождь не прекращался, решили вернуться…
По дороге на станцию я опять попытался отогнать ее. Это не дало никакого результата.
На маленьком вокзальчике стола не было. Барби устроилась на стуле рядом со мной. Несмотря на то, что милое, занятное существо стало неотъемлемой частью нашей компании, на совете было решено не делать глупостей и оставить ее в природном состоянии. Поэтому, когда подошла электричка, нам с маленькими хитростями удалось притупить собачью бдительность, вскочить на высокие ступени и затеряться в вагоне.
Из окна мы видели опустевший перрон. И белоснежную лохматую Барби, которая металась вдоль состава, не понимая, куда мы могли деться, испытывая страх перед длинным металлическим зверем. У меня стоял ком в горле. Я человек сентиментальный.
Немного проехали.
– А ты черствый человек, – сказала моя спутница. И чуть позже добавила: – Даже не знаю, за что я люблю тебя.
Я попытался в который раз объяснить, что собаку надо выгуливать, кормить, а я живу в городской квартире совершенно один. И при моем безалаберном распорядке дня и моих ежемесячных поездках собаку иметь невозможно…
Она изредка молча кивала.
И вдруг расплакалась:
– К тебе часто подходят собаки и предлагают себя в друзья? Это не ты ее нашел, купил, завел. Это она нашла тебя…
Она была права, и я разозлился:
– Она нашла нас. А если так, то ты сама могла взять ее.
– И возьму. Завтра утром вернусь и заберу ее.
До конца пути молчали.
По приезде на вокзал зашли выпить по чашке кофе. Там наступило примирение. Решили завтра утром съездить на поиски Барби и забрать ее в город. Сначала поживет у меня. Как только мне придется отправиться в командировку, собака переберется к моей спутнице, где они с сынишкой смогут позаботиться о ней. А потом Барби могла бы поселиться у ее отца, который живет в частном домике с двором и садом на окраине города.
…Человек, подметавший мусор перед маленьким вокзальчиком, сообщил нам, что «вчора біленький собака бігав до вечора біля вокзалу, але сьогодні він його не бачив…».
Мы нашли Барби возле магазина. Это было место, куда я заходил с ней. Ждала. Играя в компании нескольких собак.
Белый клубок рванулся нам навстречу.
Она прыгала, лизала наши руки, поскуливая…
Потом бросилась назад к другим собакам, как бы говоря: «Вот видите, они вернулись! За мной!»
И этот танец радости продолжался до самой хаты, куда мы зашли, чтобы согреться в ожидании обратной электрички.
Из-за высоты ступеней Барби пришлось внести в вагон на руках. Я побаивался, что она испугается. При ее буйном темпераменте начнет лаять, бегать, попытается выскочить из вагона. Ничего подобного не произошло. Она легла под лавкой мне на ноги и в течение двух часов пути не проявляла никакого интереса к происходящему.
Моя спутница была счастлива. Да и я, пожалуй, тоже. В детстве собаки в нашем доме не переводились. Я знал их повадки, манеры, характеры. Всегда любил собак, и они отвечали мне взаимностью. Но такого доверия, такой любви не встречал.
На вокзале Барби бежала рядом. Но на привокзальной площади ее душа, привыкшая к деревенской жизни, дрогнула. Она шарахалась по сторонам, облаивая всех вместе и, когда удавалось, отдельно, по очереди…
Поэтому пришлось шествовать под дождем через весь город с белой собакой на руках.
По дороге зашли на базар купить ей еды. Спутница моя была в восторге.
Мне было не до излияния бурных чувств, но я с некоторой гордостью ловил улыбки прохожих, мягко поругивая поведение Барби:
– Сучка ты невоспитанная.
Собаку терминология устраивала. На руках она вела себя спокойно и даже позволяла себе лизнуть меня в лицо.
Дома Барби по-хозяйски обнюхала углы, потом улеглась возле стола, за которым мы пили чай, и внимательно просмотрела передачу по телевизору.
Спала она за моей головой в кресле. Странно, никогда не пытаясь забраться на кровать, даже в мое отсутствие. На все попытки приучить ее лежать на своей подстилке она отвечала тихим ночным переходом в кресло у моей головы. Никогда не будила меня, не выпрашивала еды. Даже если она видела, что я проснулся, просто потягивалась, усаживалась и ждала, когда встану. Потом, зная. что утром ее ожидает прогулка, ложилась у двери.
Она была неревнива и хладнокровно относилась к женщине рядом с ее креслом.
Свое она брала, когда сбегала по лестнице. Думаю, просыпался весь дом.
В лифт заходить не желала.
По-прежнему облаивала всё передвигающееся. Но никогда не было в этом лае злобы. Сторожевой собакой она не стала.
Когда приходили друзья, отвечала лаем на стук или звонок. Но когда они входили в квартиру, позволяла себя погладить.
Ела почти все. Недоеденные кости прятала под диван. На всякий случай.
Мои титанические усилия надеть на нее ошейник закончились полным крахом.
Так мы прожили несколько недель.
Наступило время ехать в командировку.
Я перенес ее к моей спутнице. На новом месте Барби прижилась, но когда я бывал там, не отходила от меня.

Возвратившись из очередной командировки, я уже не застал Барби. Она выскочила на улицу с какими-то поздними гостями и не вернулась. Поиски в округе ничего не дали. Кто-то из соседей вроде бы видел, как белая собака вскочила в трамвай, идущий на вокзал. На вокзале ее тоже не нашли.
Почему она не вернулась?
Убежала искать меня?
Разочаровалась во мне?
Исчезла в никуда, как и появилась ниоткуда?

Через полгода мы мирно расстались с моей тогдашней спутницей. Еще через год она погибла при странных обстоятельствах…

Жизнь подает нам знаки.
Что-то означающие…
Что-то.