О внешности, внутренней чистоте и церковном «дресс-коде»

Здесь можно просто общаться, на любые темы
Sveta_G
Товарищ
Товарищ
Сообщения: 3830
Зарегистрирован: 25 мар 2011, 22:36
Пол: женский

О внешности, внутренней чистоте и церковном «дресс-коде»

Сообщение Sveta_G »

 
Хорошая статья, сегодня обнаружила на сайте, решила поделиться.

Консультант по красоте
О внешности, внутренней чистоте и церковном «дресс-коде»


Бог, семья, карьера — так выстраивает для себя приоритеты Наталья Арсеньевна Головко, в прошлом актриса МХАТа, сегодня бизнес-леди, консультант по красоте и… исполняющая обязанности «доброжелательной дежурной» в больничном храме.
О том, какое значение для женщины имеет внешность, старомодны ли чистота и целомудренность и почему не стоит идеализировать эстетику прошлого — наш с ней разговор.


(Отрывок, ради которого, собственно, и пощу ссылку. Саму этот вопрос много тревожил... С.)

— К декоративной косметике многие относятся отрицательно, недаром часто называет ее «штукатуркой». Это ведь не просто так — как Вам кажется?...

— Но ведь и дом штукатурят, делают краше! Мне кажется, пока наше лицо не светится, как у Серафима Саровского, почему же его нельзя украсить, позаботиться о нем?
Да, если подходить строго формально, то придется сказать, что в этом есть некое лукавство, желание казаться лучше, чем мы есть. Если подходить формально, то и каблуки, получается, лукавство: ими мы зрительно делаем ноги длиннее; и хорошо сшитое платье определенной раскраски и цвета и фасона — тоже лукавство, потому что им мы скрываем недостатки фигуры.
Но я думаю, что формальный подход тут не годится. На мой взгляд, здесь дело в другом…

— В чем именно?

— Я много думала и читала на тему красоты, женственности, и пришла к выводу, что внешность — это женский способ общения с миром, наш разговор с окружающим миром. Если мужчина прямой, прагматичный, жесткий, даже, может быть, грубоватый, то женщина — тоньше, интуитивней, да она просто другая. И было бы, мягко говоря, странно, если б она походила на мужчину прямотой, рассудочностью.
На мой взгляд, для женщины внешность всегда имеет значение. Она может сказать, что рада и довольна жизнью, счастлива, что у нее все хорошо — элементами своего костюма, прически, в конце концов, своей декоративной косметики. «Пусть не думают, что многодетные живут плохо», — говорила одна матушка, у которой к тому моменту было уже четверо детей, и подкрашивала реснички, когда выходила с малышами на улицу.
Мне кажется, это желание нести в окружающий мир какую-то гармонию, и оно естественно для прекрасной половины человечества. Когда мы хорошо, продуманно, аккуратно одеты, причесаны, когда у нас свежее лицо — по-моему, это правильно. Тем более, в окружающем нас безумном мире. Напротив, в отказе от ухода за собой может крыться гордыня: «А вы примите меня такой, какая я есть!»
Говорят, женщина должна, прежде всего, обладать внутренней красотой, любить, быть жертвенной. Но посмотрите, сколько хмурых лиц на улицах, в московском метро: какая война случилась? Кого похоронили?! Жертвуют-то от полноты, надо чтобы было, что отдавать, а когда нет никаких сил (и это бросается в глаза по одному внешнему виду!), какая может быть жертвенность?..

Полностью тут: (сайт "Фомы") https://www.foma.ru/konsultant-po-krasote.html
Диагностика отношений в сожительстве
Марыся
Старая гвардия
Старая гвардия
Сообщения: 3512
Зарегистрирован: 07 авг 2012, 14:56
Пол: женский
Откуда: г. Москва

Re: О внешности, внутренней чистоте и церковном «дресс-коде»

Сообщение Марыся »

 
После измены мужа я воцерковилась, а еще - очень полюбила яркие цвета (на Петрушку я не похожа и они мне идут). Декоративную косметику я тоже умеренно использую, и каблуки, и изящные серебряные украшения, и элегантную одежду классическую. Кумира из этого не делаю, полностью согласна, женщина просто обязана следить за собой, не превращая заботы о теле в похоти, конечно!
Cheerful
Свой человек
Свой человек
Сообщения: 601
Зарегистрирован: 14 ноя 2011, 20:56
Пол: женский
Откуда: Минск

Re: О внешности, внутренней чистоте и церковном «дресс-коде»

Сообщение Cheerful »

 
Проблема, конечно, в том, что множество, я бы даже сказала, большинство православных книг и священников, говорят совершенно противоположное. Начиная от Иоанна Златоуста, заканчивая Артемием Владимировым... Меня саму в свое время все это очень смутило. Помню это время юбок в пол и очи долу - все по-православному...
А еще помню одну книженцию на тему "как воспитать ребенка православным", я ее правда, так и не купила, но на обложке была изображена мама, одетая в черное, наглухо закрытое платье, с черным платком на бровях, и девочка лет 12-ти, одетая точно так же! Они очень благочестиво ставили свечки... Но как по мне, подобное оформление - это же ужас на крыльях ночи! Может, содержание этой книги очень и ничего, но я устрашилась...
kupol
Свой человек
Свой человек
Сообщения: 1520
Зарегистрирован: 18 июл 2012, 09:50
Пол: женский

Re: О внешности, внутренней чистоте и церковном «дресс-коде»

Сообщение kupol »

 
История на эту тему.

История моего прозрения.
Ксения:
В Церковь я пришла, когда уже была замужем. Выходила я замуж в глубоком неверии, и моя профессия тоже была абсолютно далека от Бога. Я была тренером по шейпингу. То есть мой муж женился на тренере по шейпингу, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И вдруг, спустя какое-то время, я пришла к вере. Конечно, не случайно: было много проблем со здоровьем во время первой беременности.
Крещена я была в 18 лет: ну, покрестилась, как все, и ушла. Походив так лет пять, я вспомнила про Бога, когда меня постигли невзгоды. И стала ходить в храм. Поначалу, конечно, не знала никаких правил: что надо говорить, что и как надо сделать. Может, даже с каким-то суеверием приходила. Целовала иконы, ставила свечу. Такой процесс воцерковления шел очень долго. Помогло то, что родители мои тоже пришли к вере. Благодаря болезням, благодаря бедам, которые свалились на нашу семью. Появилась поддержка, мне стало духовно легче. А муж — он оставался таким, как был. Он смотрел на мое «увлечение» церковью как на хобби: вот, ты одним занималась, теперь другим занимаешься. Позанимаешься — пройдет. Но когда это мое «увлечение» стало вмешиваться в жизнь нашей семьи и никуда уже от этого было не уйти, тогда и началась напряженность.
Например, мне надо прочитать вечернее правило. Пока я управлюсь со всеми своими делами, получается поздно. Муж ложится спать, я ухожу куда-нибудь и читаю молитвы. Он приходит и говорит: «Что ты тут делаешь, что ты тут бормочешь, надо ложиться спать!» Вот все и началось с каких-то таких моментов. Потом он понял, что в воскресенье, единственный выходной, когда он может быть дома с нами, мы уходим в храм. Чем дальше — тем хуже. Чем глубже я воспринимала свою жизнь в Церкви, тем больше появлялось у мужа ропота. Я стала чужая для него, мы поняли, что у нас разные мировоззрения, я больше не крашу ногти, я больше не хожу на безумных каблуках, я больше не укладываю волосы по часу перед выходом на улицу. Я надела платочек, я хожу в длинной юбке. Мне было хорошо в этом состоянии, мне ничего не было нужно, я сидела там, внутри себя, как улитка, и ничто внешнее меня не интересовало. А мужу было тяжело это понести, но поначалу он думал, что это блажь и все пройдет. Но потом начал понимать, что это не проходит, и тут у нас с ним начались очень серьезные конфликты.
Он стал запрещать мне ходить в церковь, он стал запрещать мне причащать детей. А детей батюшка благословил причащать каждую неделю, потому что они были нездоровы. А муж, наоборот, считал, что они болеют из-за церкви. Там толпа, там бабушки, все надышали на ребенка. Все причащаются из одной ложки… Если ребенок заболевал, он сразу кричал: «Это потому что вы были вчера в церкви!» То есть другой причины болезни ему вообще невозможно было представить.
Когда я приходила к батюшке и рассказывала о своем муже, я описывала его таким, каким видела. А видела я его далеко не в лучшем свете. Я говорила: вот, он не дает мне молиться, он не дает мне поститься. Своей неправоты я совсем не усматривала в этом. Я все время считала, что он плохой, коли неверующий, а меня Господь посетил своей благодатью, и я на правильном пути. И, как на танке, я ехала в православие, таща за собой своих детей. И вся моя семья, родители, все мы такие правильные и хорошие, а он один — ну, что поделаешь, вот такой он у нас, больной… Это мнение стало распространяться на него и со стороны родителей. Мы его так и воспринимали: как бы в семье не без урода. И он тоже начал воспринимать себя так. После чего стал заявлять: «А я вообще никогда не приду в храм. Я, глядя на вас, вообще не хочу никуда идти. Да, я буду таким. Каким вы меня видите, таким я и буду».
И вот в таком состоянии мы очень долго жили. Когда дошло до того, что он перестал мне давать детей на Причастие, то есть утром он просто хватал их и прятал в комнату, а я не знала, то ли мне силой выдергивать их, то ли вообще не идти, я была совершенно обескуражена и поняла, что все зашло в тупик. Я поняла, что не чувствую к нему никакой любви. У меня появилась ненависть. Я даже стала думать, что хорошо бы было, чтобы он от нас ушел. Насколько мне было бы легче жить! Я бы могла спокойно ходить в храм, я бы могла спокойно молиться, сколько я хочу. Ну, конечно, мне было бы трудно материально, но Господь же поможет, думала я, как-нибудь все это разрешится, зато все мы будем православными, верующими, у нас будет полная гармония. А он — ну что же, пускай сам как-нибудь думает, решает, разбирается…
И я стала вынашивать такую мысль: как бы нам развестись. Брак у нас был невенчанный, причем, чем дальше я уходила в веру, тем больше он не хотел со мной венчаться. Если раньше у нас были какие-то разговоры на эту тему, он даже говорил: «Ну ладно, если тебе так надо, мы повенчаемся с тобой, конечно», — то теперь вопрос ни о каком венчании даже не стоял, он говорил: «Нет уж, чтобы еще и я сошел с ума!» Потом он сказал, что при разводе он отнимет у меня детей и докажет, что я ненормальная. Все признают, что я сумасшедшая, потому что для мирских людей я действительно сумасшедшая. Конечно, это меня немножко остановило в моей решимости разводиться, но жить было невыносимо, настолько все было сложно. И я рискнула попросить благословения старца на развод. И поехала к старцу.
Когда я приехала туда, батюшка мне сказал, что вообще речи о разводе быть не может, он сказал, вы вообще повенчаетесь, а причины развода никакой и нет. У меня был просто шок, я не понимала, почему все так произошло. Как же батюшка меня не понял? Я же вся правильная, я же не могу с ним жить той жизнью, какой я жила раньше, в то же время он не хочет принимать мою…
Тем не менее, я решила, что, раз нет на развод воли Божьей, то надо как-то терпеть. Но терпеть было невозможно, и у нас дошло до того, что мой муж сказал: «Все, мы с тобой разводимся, но знай, что виновата в этом Церковь». Естественно, при этом он хулил Бога, собирался выкидывать иконы каждый раз, когда я уходила в храм. Тогда я считала, что я права, ведь написано, что в воскресенье надо быть в храме, ведь написано, что тот, кто не с нами, тот против нас, ведь написано, что оставь отца твоего и мать и иди за Мной! Я понимала это совершенно буквально и считала, что вот так и надо, прямо идти и все. И когда все зашло в тупик, мой муж сказал: «Прежде, чем мы разведемся, я пойду к твоему духовнику, я хочу его увидеть лично и рассказать, до чего дошла наша семья и что я, вообще, думаю обо всем этом. Я хочу поговорить с ним как мужчина с мужчиной». Ну, я не могла уже удерживать мужа, я сказала: ну ладно, идем.
Мы пришли к батюшке. Духовник в то время был на моей стороне. Он не видел моего мужа, он слышал о нем по моим рассказам и оказывал мне поддержку. Батюшка принял нас и довольно много времени уделил моему мужу. Он отвел его в свободную комнату, я не знаю, о чем они там разговаривали, разговор был очень долгий, но, когда мой муж вышел от батюшки, это был совсем другой человек. Он просто вылетел оттуда, обнял меня и сказал: «Ну, пойдем скорей домой, сейчас зайдем в хозяйственный магазин, я тебе куплю ту кисточку, которую я сломал, когда ты кропила наш дом». Я, конечно, была поражена этому чуду, но, подозвав меня, батюшка сказал: «А ты чтобы слушалась своего мужа. Каждое его слово. Ты поняла? Вот тебе мое благословение…». Я никак не могла осознать, что случилось. У меня снова было состояние шока. Как они нашли общий язык, почему я должна его слушаться? Но батюшка сказал: «Ты на него валила-валила, а на самом деле, ты посмотри на себя, ты не стоишь и его пятки!»
И я стала думать, как это я не стою его пятки, ведь я уже где-то там, наверху, так уже хорошо иду к Богу, и вдруг какой-то тут грешник, с которым я вынуждена жить и терпеть все эти мучения, вдруг я не стою его пятки! Но я всегда воспринимала слова священника как волю Божью. И если священник сказал, что я не стою его пятки, я действительно не стою его пятки. Нужно найти, почему я не стою. И я стала смотреть на мужа другими глазами и пытаться разглядеть, что же там такое священник нашел. Батюшка еще сказал: «Ты посмотри, как он тебя любит, как, я не знаю, мало в каком неправославном человеке присутствует такая любовь». Это вообще меня потрясло… Я считала, что какая там любовь, все давно прошло, ведь как можно к любимому человеку относиться так жестоко. Но, посмотрев-посмотрев, я увидела, что ведь муж работает ради нас с утра до вечера, он ради нас готов сидеть в воскресенье один и ждать; все праздники православные — Рождество, Пасха — мы уходим, оставляем его одного… Он, действительно, столько делает ради нас! И я стала думать, а что же я делаю ради него. И выяснилось, что ничего. Не говоря уж о том, что я что-нибудь бы делала для его спасения. Я делала все ради своего спасения и спасения детей. Опять же детей я считала совершенно своими, и потом, когда я стала разговаривать с ними на эту тему, у них так и промелькивало, что папа — грешник, что папа у нас нехороший, он ругается и хочет выкинуть иконы. Я увидела, что дети видят его совершенно такими же глазами, как я. И куда это зайдет, когда они вырастут, если они сейчас не уважают отца, слово отца ничего не значит?
Я стала потихонечку менять этот стереотип. Я стала говорить, что, да, папа ругается, но в этом мы виноваты. Мы его не послушались, мы спровоцировали его. Мы плохо за него молимся! Мы молимся за него? Мы вообще за него не молимся! И когда духовник спросил: «Как ты молишься за него? Ты кладешь за него земные поклоны, ты что-то читаешь? Как ты просишь Богородицу, чтобы он пришел к вере?» А никак я не прошу! Вот он не идет, так это его личное дело. Я же сама пришла!
И я вдруг испытала к нему жалость. Я поняла, что, если мы с ним разойдемся, ведь никто его не спасет! Быть может, первым порывом у меня было чувство гордыни: если не я помогу ему спастись, то кто же! Возьмусь-ка я за него, буду его исправлять. Но, когда я взялась за его исправление, то увидела в нем столько достоинств, которыми сама не обладала. Я увидела, что, находясь долго в храме, я запустила дом. Ведь я ходила на все воскресные и праздничные службы, на все молебны! И дома развелось много беспорядка, физически мне было не управиться, плюс маленькие дети. Я считала, что это нормально, ведь я не могу успеть все, так буду успевать главное. То есть, посмотрев на себя со стороны, я увидела, что я хозяйка никакая, что я не готовлю ничего вкусного, дома у нас беспорядок, мы папу не встречаем, в общем, муж у меня находится в черном теле. И тут, когда я так стала сравнивать себя и его, я вдруг увидела, что я действительно не стою его пятки! У меня в голове произошел просто переворот!
Мы с ним решили написать, что мы хотим друг от друга. Требования к мужу и требования к жене, так мы назвали эти листочки. Я, конечно, написала, что хочу, чтобы он ходил в церковь или хотя бы не запрещал нам это делать. А он написал элементарные вещи: я хочу, чтобы в доме был порядок, я хочу, чтобы в воскресенье или хотя бы в какие-то дни мы вместе гуляли. Я хочу иногда, хотя бы раз в месяц, получать пироги… То есть совершенно простые, человеческие вещи.
И я подумала, что случится с моим православием, если в праздники я напеку своей семье пироги! Что плохого, если я наведу порядок в доме. Что плохого, если мои дети погуляют с отцом, и пускай он в это время им что-то расскажет, пусть далекое от веры, но не плохое же, не желает же он им зла! И вот, у меня что-то переломилось в душе. И я стала его очень любить, я почувствовала, что была неправа. У меня возникло чувство вины. Я увидела, что это я разрушаю нашу семью, я, а не кто-то другой!
И я стала делать маленькие попущения. Снимала платок, когда мы выходили с ним куда-то. Я согласилась ходить с ним в гости, я надела юбку не совсем уж до пят, надела брюки, потому что ему это нравилось. Я, быть может, могу снова подкраситься и подкрутиться, ведь я делаю это для него, а не для самолюбования. Я делаю так, потому что ему приятно, потому что ему это важно. И, сделав это для него, я почувствовала, что могу в своей семье делать то, что хочу: молиться, сколько угодно, пойти в церковь, когда заблагорассудится... Мужу было важно, что я ему уступила в чем-то. И он в благодарность согласился уступить что-то и мне. И мы начали так балансировать: я уступаю ему немножечко, что допустимо, а он уступает мне. Конечно, в главном, в основном я бы не поступилась никакими убеждениями, например, никогда не согласилась бы на аборт. Но в пустяках, в мелочах — почему бы нет? Ведь я люблю его!
Я стала относиться к нему по-другому: он еще не с нами, его еще не посетило то, что посетило меня. Так почему я должна так гордиться этим, ведь неизвестно, кто из нас туда раньше придет. Я, может, буду всю жизнь свою идти и не узнаю того, что ему Господь откроет за один или два года. Ведь я не могу знать, когда Бог приведет его в Церковь, и каким он станет. Я стала верить, что у нас все будет хорошо, что мы повенчаемся. Я стала верить в него. Что он сейчас, ну, такой вот бедный человек, но он все равно придет. По его терпению и смирению Господь даст ему. Ведь он смиряется перед моими «заскоками», как он это понимает. У него, на самом деле, терпения гораздо больше, чем у меня. Ведь мне было все равно, что с ним будет, лишь бы мне не мешал. А он все время говорил: «Ну как же я вас оставлю, что вы будете есть?» То есть, у него душа болела за нас. Хотя у меня, у православного человека, душа по этому поводу не болела. И я поняла, что действительно, по делам нашим осудят нас. А не по тому, сколько мы выстояли в церкви и сколько часов мы молились…
Дети спрашивают: «А почему папа у нас не молится?» Раньше я бы сказала так: потому что он не понимает ничего, потому что он грешник. А теперь отвечаю: «Он молится, но про себя. Он стесняется еще. Мужчинам можно молиться про себя». И перед едой, когда мы читаем молитву, они спрашивают: «Пап, ты молишься там?» И он, понимая, что я как бы его защищаю и повышаю его авторитет, бурчит им: «Да-да, молюсь я, молюсь, отстаньте, мол». Потом я вдруг услышала как-то утром, когда была занята своими делами и он кормил детей без меня, что он сказал им: «Почему же вы не помолились? Ведь вам мама не разрешает есть без молитвы, почему вы не молитесь? Вот когда мамы нет, так вы сразу и забываете?» И для меня, конечно, это было очень важно. Я поняла, что я на правильном пути. Что только любовью я спасу его и спасу себя. И вытащу всю нашу семью.
Потому что так, как действовала я раньше, действовать просто нельзя, запрещено! Я увидела это на практике…
Потом он вдруг сделал нам полочку для икон. Это был для нас, конечно, огромный праздник. А однажды он сказал мне: «Давай повенчаемся, мне стало так хорошо с тобой, что я согласен повенчаться». Ну, конечно, у меня радости не было предела, и я выражала ему эту радость теми способами, какие были приятны ему.
Сейчас я не могу сказать, что все так уж хорошо, бывают взлеты, бывают падения, бывает, мы не понимаем друг друга. Но я иду путем уступок. Путем жертв любви друг ради друга. И он уже много что мне разрешает. Он начал встречать нас из храма, он стал с пониманием к этому относиться: ну, надо вам в воскресенье в храм, ну идите. Он ждет нас из церкви по часу, чтобы детей довезти на велосипеде (у нас на даче церковь за три с половиной километра).
Не может человек спастись один, невзирая ни на что. Нельзя идти к спасению по головам близких, за счет других. С ужасом думаю о том, к чему я вела свою семью, ведь действительно, я не смогла бы прокормить их, я бы не смогла дать мальчикам того, что дает им отец. Сейчас я вижу только большие плюсы от того, что мы с ним вместе. Пускай это очень тяжело, постоянно тяжело, пускай это постоянная работа, не расслабиться ни на минуту, но сейчас я все-таки чувствую, что наша семья счастливая.
Да, он придирается ко мне, но и слава Богу, что придирается. А так бы я никогда не узнала, что здесь у меня плохо, там у меня плохо. Я на это смотрю, как на двигатель, который меня все время подталкивает. И то, что он не такой вот правильный, не кроткий, не попускает мне, это тоже хорошо, зато он сумел показать мне мою гордыню. Через него я увидела свою неправоту. Раньше, когда он кричал, я даже не вслушивалась, старалась пропускать мимо себя. А когда прислушалась, то поняла, что он прав. Только, может, сила выражения у него не соответствует моим оплошностям. И я ему говорю: «Ты потерпи на мне, я все исправлю. Я же терплю то, в чем ты не идеален. Так потерпи и ты…». И то, что я все-таки признаю эти свои оплошности, а не просто отмахиваюсь от него: опять ты скандалишь! — для него много значит.
Сейчас я вижу, что дети подросли и очень тянутся к отцу, и это хорошо, это вообще нормально для мальчиков. Он уже не хулит Бога, он хотя бы принимает нашу позицию. И дети знают, что папа — где-то, пускай в глубине души, — но верующий человек.
Ответить

Вернуться в «Посиделки»