Любовь минувших лет, сигнал из неоткуда,
Песчинка, спящая на океанском дне,
Луч радуги в зеркальной западне...
Любовь ушедших дней, несбывшееся чудо,
Нечасто вспоминаешься ты мне.
Прерывистой морзянкою капели
Порой напомнишь об ином апреле,
Порою в чьей-то промелькнешь строке...
Ты где-то там, на дальнем, смутном плане,
Снежинка, пролетевшая сквозь пламя
И тихо тающая на щеке.
Чтобы поднять тебя на пьедестал,
Чтоб удержался ты на пьедестале,
Чтоб крыльями орлиными блистал,
Орлиным взором созерцая дали, —
За это я всю душу отдала.
Я верила в тебя, как верят дети.
За все твои недобрые дела
Передо мною не был ты в ответе.
Закрыв глаза, глядела на тебя,
Чтоб видеть лишь таким, как мне хотелось,
Обманывалась, вымысел любя.
Куда же ослепленье это делось?
Ты рухнул с пьедестала, и тотчас
Прозрела я, но как сознаться тяжко:
Всем сердцем я платила за алмаз,
А оказался он простой стекляшкой…
... Насколько мудрой должна быть женщина, и какова цена предательства?..
Я вернулся домой и застал жену накрывающей стол к ужину. Я взял ее за руку и сказал:
- Подожди. У меня есть к тебе разговор.
Я увидел боль в ее глазах. Но она села и спокойно начала есть. Я опешил и не знал, что сказать. Но я должен был сообщить ей!
- Я хочу развестись... - начал я.
Ее, казалось, не удивили и не обидели мои слова. Она только спросила меня мягко:
- Почему?
Я увильнул от этого вопроса, что рассердило ее. Она выбросила палочки для еды и выпалила:
- Ты не мужчина!
Той ночью мы не говорили друг с другом. Она плакала. Я знал, что она хотела узнать, что же произошло с нашими семейными отношениями. Но едва ли мог дать ей объяснения. Мое сердце уже принадлежало Джейн. Я не любил жену больше. Я просто жалел ее! С глубоким чувством вины я составил соглашения о разводе, в котором ей могли принадлежать наш дом, наш автомобиль и 30%-я доля моей компании. Она поглядела на него и затем порвала на части. Женщина, которая провела десять лет своей жизни со мной, стала незнакомкой. Я чувствовал жалость к ее напрасно потраченному времени и энергии, но не мог изменить того, что сказал, поскольку нежно любил Джейн. Жена рыдала. И это было то, чего я ожидал. Для меня ее плач был своего рода согласием. И идея развода, преследовавшая меня в течение нескольких недель, стала более определенной и ясной.
На следующий день я возвратился домой очень поздно и нашел ее пишущей что-то за столом. Я не стал ужинать, а просто лег и очень быстро заснул - устал после богатого событиями дня с Джейн. Когда я проснулся, она все еще писала, склонившись над столом. Я просто отвернулся и снова уснул.
Утром жена представила свои условия развода: она ничего не хотела от меня, но попросила месяц отсрочки. Она попросила, чтобы этот месяц мы изо всех сил попытались прожить обычной жизнью. И привела простую причину: у нашего сына через месяц экзамены, и она не хотела нарушать его спокойствие нашим разводом. Мне это подходило. Но была еще одна просьба. Вспомнить начало наших семейных отношений: как я нес ее на руках в комнату в день нашей свадьбы. Она просила, чтобы каждое утро в течение месяца, я нес ее из нашей спальни к парадной двери на руках. Я подумал, что она сходит с ума... Только чтобы сделать наши последние дни вместе терпимыми, я принял и это странное требование.
Я рассказал Джейн об этих условиях развода. Она громко засмеялась и назвала их абсурдом.
- Независимо от того, что она выдумывает, она должна смириться с разводом, - сказала она презрительно.
У меня не было близости с женой, и это подчеркивало мое твердое намерение развестись. Поэтому, когда я нес ее на руках в первый день, мои движения казались неуклюжими. А сын шел следом и радостно хлопал:
- Папа несет маму на руках! Ура!
Его слова больно задели что-то внутри меня. А жена закрыла глаза и тихо попросила:
- Ничего не говори сыну о разводе.
Я согласно кивнул, чувствуя себя несколько расстроенным, и опустил ее на пол возле двери. И она ушла на автобусную остановку, чтобы ехать на работу. А я сел в машину и поехал в офис - там меня ждала Джейн.
Во второй день мы оба действовали более уверенно. Она облокотилась на мою грудь. Я мог чувствовать запах аромата ее блузки. Я вдруг понял, что очень долгое время не смотрел на жену внимательно. И увидел, что она уже не так молода. На ее лице уже появились морщинки, а в волосах - седина! Наш брак негативно повлиял на ее внешний вид. Некоторое время я озадачивался вопросом, что же я сделал для нее...
На четвертый день, поднимая ее, я неожиданно испытал накатившую близость. Это была женщина, которая отдала десять лет своей жизни мне.
В пятый и шестой день я понял, что наша близость нарастает. Я не говорил Джейн об этом. С каждым днем становилось все легче нести жену. Возможно, ежедневная разминка сделала меня более сильным? Однажды утром она выбирала, что одеть, примерила довольно много платьев, но не могла найти подходящее. Тогда она вздохнула и заметила, что все платья стали большими. И я внезапно увидел, как она похудела! Так вот почему мне стало легче нести ее. Это поразило меня... Она носила такую боль и горечь в своем сердце! Подсознательно я потянулся и коснулся ее головы.
Вошел сын и сказал, что пора выносить маму. Для него момент, когда его папа несет на руках его маму, стал основной частью жизни. Жена махнула сыну, чтобы тот подошел поближе, и крепко обняла его. Я отвернулся, потому что боялся передумать в эту последнюю минуту. Затем взял ее на руки. Когда я шел из спальни в прихожую, ее рука окружила мою шею так мягко и естественно... Я прижимал ее к себе - и это было точно так же, как в день нашей свадьбы.
В последний день, когда я нес ее на руках, то едва мог шевелиться. Сын уже пошел в школу, а я все еще крепко держал ее и думал, как же это я не заметил, что в наших семейных отношениях просто не хватало близости...
Я приехал в офис и выпрыгнул из автомобиля, даже не закрыв его. Я боялся, что любая задержка заставит меня передумать. Я поднялся наверх. Джейн открыла дверь.
- Извини, Джейн, я больше не хочу разводиться.
Она посмотрела на меня удивленно и затем коснулась моего лба:
- У тебя что лихорадка? - спросила она.
Я убрал ее руку от своей головы:
- Джейн, я не буду разводиться! Моя супружеская жизнь была скучной потому, что мы не ценили всех моментов наших отношений, а не потому, что мы больше не любили друг друга. Теперь я понимаю: так же, как я нес ее на руках в день нашей свадьбы, я буду носить ее, пока смерть не разлучит нас.
Джейн, казалось, внезапно проснулась. Она дала мне пощечину, разрыдалась и захлопнула дверь. А я спустился вниз и уехал.
В цветочном магазине по пути домой, я заказал букет цветов для моей жены. Продавщица спросила меня, что написать на карте. Я улыбнулся и сказал:
- Я буду носить тебя на руках каждое утро, пока смерть не разлучит нас!..
Тем вечером я приехал домой с цветами в руках и улыбкой на лице. Взлетел вверх по лестнице, вбежал в спальню и нашел жену в постели - мертвой...
Моя жена боролась с раком в течение многих месяцев, но я был так занят Джейн, что не заметил этого! Она знала, что скоро умрет, и хотела спасти меня от ненависти нашего сына в случае развода. И теперь, по крайней мере, в глазах нашего сына, я - любящий муж...
Мелочи наших семейных отношений - это то, что действительно имеет значение. И это не особняк, не автомобиль, не собственность, не деньги в банке. Эти мелочи создают наш мир и условия, способствующие достижению счастья. Но они не могут дать само счастье. Поэтому найдите время для своей половинки! Делайте друг для друга те самые мелочи, из которых складываются семейные отношения и создается близость двух людей! И пусть у вас будет действительно счастливая семья!..
Я разлюбил тебя... Банальная развязка.
Банальная, как жизнь, банальная, как смерть.
Я оборву струну жестокого романса,
гитару пополам — к чему ломать комедь!
Лишь не понять щенку — лохматому уродцу,
чего ты так мудришь, чего я так мудрю.
Его впущу к себе — он в дверь твою скребется,
а впустишь ты его — скребется в дверь мою.
Пожалуй, можно так с ума сойти, метаясь...
Сентиментальный пес, ты попросту юнец.
Но не позволю я себе сентиментальность.
Как пытку продолжать — затягивать конец.
Сентиментальным быть не слабость — преступленье,
когда размякнешь вновь, наобещаешь вновь
и пробуешь, кряхтя, поставить представленье
с названием тупым «Спасенная любовь».
Спасать любовь пора уже в самом начале
от пылких «никогда!», от детских «навсегда!».
«Не надо обещать!» — нам поезда кричали,
«Не надо обещать!» — мычали провода.
Надломленность ветвей и неба задымленность
предупреждали нас, зазнавшихся невежд,
что полный оптимизм — есть неосведомленность,
что без больших надежд — надежней для надежд.
Гуманней трезвым быть и трезво взвесить звенья,
допрежь чем их надеть,— таков закон вериг.
Не обещать небес, но дать хотя бы землю.
До гроба не сулить, но дать хотя бы миг.
Гуманней не твердить «люблю...», когда ты любишь.
Как тяжело потом из этих самых уст
услышать звук пустой, вранье, насмешку, грубость,
и ложно полный мир предстанет ложно пуст.
Не надо обещать... Любовь — неисполнимость.
Зачем же под обман вести, как под венец?
Виденье хорошо, пока не испарилось.
Гуманней не любить, когда потом — конец.
Скулит наш бедный пес до умопомраченья,
то лапой в дверь мою, то в дверь твою скребя.
За то, что разлюбил, я не прошу прощенья.
Прости меня за то, что я любил тебя.
Знаю, знаю, что она красива,
Что глаза — темнее ночи звездной...
Уходи. От нашего разрыва
Рухнут стены... Прочь, пока не поздно!
Не гляди в глаза мои украдкой.
Эти слезы — вздор, и что в них толку!
Плачь не плачь, а счастье было кратко.
Плачь не плачь, а горю длиться долго.
Уходи скорей. Открыты двери.
Не следи за мной в тоске неловкой.
Сердце не свыкается с потерей,
Коль к тебе привязано веревкой.
Ты отходишь, и петля невольно
Затянулась, будто мы все ближе!
Это больно. Понимаешь? Больно.
Оторвись!
Уйди скорей!
Уйди же!
Наша жизнь не похожа на сказку,
И вообще-то на жизнь не похожа,
Мы с тобою так сильно не схожи,
Мы скрываем противные рожи
Под холодной угрюмою маской.
Сердце спрятано – дальше не спрячешь.
Наш девиз – не смотреть и не слышать.
Общий дом – значит – общая крыша.
Не мечтают под ней и не дышат,
И не верят, что ты что-то значишь.
Не нужна ни любовь нам, ни чувства.
Мы лишили всего себя сами.
И под масками злыми часами
Мы твердим, что в душе у нас пусто.
Ни претензий, ни слез, ни эмоций.
Лишь бы тихо: без всяких скандалов!
Мы живем! Разве этого мало?!
Каждый все начинает сначала.
И за жизнь эту надо бороться.....
Я устала, я очень устала!
От неподаных вовремя рук,
От того, что ждала и мечтала,
А меня затолкнули в круг.
Он бездушным забором охвачен,
Вера в небо там стала глухой.
Лишь по праздникам и не иначе
В круг заходит Хозяин мой.
Взглянет бодро и даже погладит,
И, уж если совсем повезет,
На колени тихонько посадит
И, быть может, гулять поведет.
А потом подтолкнет в ошейник:
Место знай и не смей скулить!
И в безликих друзей муравейник
Без меня он отправится жить,
Чтобы вновь отдохнув, появиться,
Душу взять, а отдать пустоту.
Чтоб любимым во мне отразиться,
А потом обходить за версту.
Мерзнет сердце и льдинками плачет,
И ожегом кричит напрасно:
Мой Хозяин не знает, что значит -
Забывать то, что жизнь прекрасна!
Вот ведь, дорогие мои, все изначально чувствовала, знала, а замуж за него все равно пошла. Итог: Я сама себе этот стих читаю и твержу: дура ты дура - все же видела, ан нет - измениться ОН из-за моей любви, все будет хорошо. Верьте своим предчувствиям, особенно явным!!!!!!!
Уйдет любовь, с тобой повздорив.
Уйдет любовь, с тобой повздорив,
Ты ей не мсти, прости ее,
Не умножай чужое горе,
Не увеличивай свое.
Несчастье, как чума, опасно,
Таящий вирусы обид,
Один заблудший и несчастный
Несчастьем сотни заразит.
Страшно покинутых страданье,
Когда оно плодит собой,
То - жалких, ждущих подаянья,
То- злых, готовых на разбой
В. Федоров
Посторонись. Свою печаль
Я пронесу сама.
И трубно гуси прокричат,
Что на дворе зима...
И будут пальцы леденеть
И голова пылать.
Но не возможно улететь
И надо зимовать...
Что ж, я не потревожу вдруг
Души твоей пустой.
Ты мне не враг.
Ты мне не друг.
А просто так - чужой.
За все, за все тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне,
За все, чем я обманут в жизни был...
Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я еще благодарил.
1840
P.S. Сегодня 200 лет со дня рождения Лермонтова. Да упокоит Господь его бессмертную душу!
Я молча положу на стол ключи,
Хрустальность тишины не нарушая...
И ты молчи... пожалуйста, молчи...
Я ухожу, прощаясь и прощая.
Я ухожу из болей тупика,
Где так давно не заживают раны...
Дорога эта будет нелегка,
Но без налётов прежнего тумана.
Прошу тебя – на плечи не клади
Негреющие жаркие ладони.
Я дальше не смогу прощать – прости!
Пусть, наконец, всё в памяти утонет.
Не рухнет мир, и не померкнет свет,
Сезоны не отменятся природы –
Исчезло "мы", нас просто вместе нет.
Есть ты и я, и гулкая свобода.
Ну вот и всё. Щелчок в дверном замке,
Как выстрел холостой в проёмах ватных...
Шагнула в дождь с крылом зонта в руке,
Спеша по лужам в точках многократных.
Глаза насмешливые
сужая,
сидишь и смотришь,
совсем чужая,
совсем чужая,
совсем другая,
мне не родная,
не дорогая;
с иною жизнью,
с другой,
иною
судьбой
и песней
за спиною;
чужие фразы,
чужие взоры,
чужие дни
и разговоры;
чужие губы,
чужие плечи
сроднить и сблизить
нельзя и нечем;
чужие вспышки
внезапной спеси,
чужие в сердце
обрывки песен.
Сиди ж и слушай,
глаза сужая,
совсем далёкая,
совсем чужая,
совсем иная,
совсем другая,
мне не родная,
не дорогая.